История маленькой девочки из большого мира
Я выросла в Париже, в котором никогда не была.
Говорят, дети сами выбирают своих родителей. Если это так, то я сорвала джек-пот. Незадолго до моего рождения семья переехала в городок, который десятилетний ребенок мог бы обойти за день. Я жила в Париже. Так местная детвора называла наш район, в котором возвышался 14-этажный дом из красного кирпича. Единственный в городе.
У меня было абсолютно счастливое детство ребенка, родители которого заняты зарабатыванием на жизнь. Меня не мучали гиперзаботой и позволяли самой набивать шишки. Я росла боевой девчонкой и часто шишки от меня получали другие.
Года в четыре я полюбила рисовать. Папа ставил мне пластинку: “Маугли”, “Звездный мальчик”, “Али-Баба и 40 разбойников”. Я слушала голоса Всеволода Якута, Михаила Царёва, Олега Табакова и торопилась в красках передать все, что проносилось перед внутренним взором.
В 11 лет меня записали в художественную школу. Это было самое старое здание в городе: деревянное, со скрипучими полами, насквозь пропитанное запахом дешевой гуаши и масла, доносившимся из кабинетов преподавателей.
Иногда, вместо того, чтобы рисовать очередной кувшин, мы тайком пробирались в мастерскую и я завороженно всматривалась в лица на холстах, пытаясь разгадать магию живописи.
Кувшины я ненавидела. От побитых пластиковых яблок веяло безысходностью. Я оживала лишь на уроках композиции, лепки и истории искусств.
Однажды я решила нарисовать маме “картину”. Темой выбрала крещенские гадания. Три девушки под окном подслушивают разговор, чтобы понять, какое замужество ждет каждую из них.
Для того чтобы нарисовать костюмы, я ходила в музей и делала зарисовки с глянцевых альбомов в читальном зале библиотеки. Работа 80х60 см была готова через месяц. Она получилась удачной и преподаватели попросили отвезти ее на выставку.
Как я не хотела ее отдавать! Эти девушки стали мне как сестры. Мне казалось, что если я выпущу свое творение из рук, я его потеряю.
Мои опасения подтвердились и свою работу я больше не видела. Объяснять мне никто ничего не стал. И я озлобилась.
Я возненавидела школу, учителей, сам запах краски. Я прогуливала занятия, а когда приходила, то сидела на круглом стульчике с качающейся сидушкой и смотрела в окно. Экзаменационные работы на 50% доделывала преподаватель.
После окончания школы я сложила кисточки в большой черный чемодан, пнула его под кровать и заявила ошеломленным родителям, что никогда в жизни больше не буду рисовать.
Прошло 20 лет.
За это время я окончила университет, став бакалавром по филологии, вышла замуж, освоила профессию. У меня было все, что нужно. Кроме того, что зажигало бы во мне огонь. Мне казалось, что все это неважно. Что может быть важного в краске, размазанной по холсту?
Но однажды я оказалась на приеме у онколога.
Я хорошо помню этот день. В отчаянии я вытаптывала траву на газоне перед больницей и молилась всем богам, которых могла вспомнить. Я просила не здоровья даже, а шанс. Дать шанс тому внутреннему огню, который искал и не мог найти выхода.
К счастью, диагноз не подтвердился. Хотя кто знает, может он, как змей, спит во мне, готовый поднять голову как только я решу снова предать себя.
Я больше не боюсь говорить, и краски стали моим голосом.
Я говорю о каждом человеке и обо всех нас. О нашем месте в мире и взаимодействии с ним. Об одиночестве и о близости. О страхе и о силе.
Главная героиня моих работ — Моро — мировая душа, которая присутствует в каждой частице того, что нас окружает. И в нас самих.
Все работы составляют единое целое, как полотно самой жизни, узор которой мы рисуем каждым своим действием и каждым своим выбором.